Ничего святого – 3 - Дмитрий Дегтярев

звонке, нужно признать для меня весьма неожиданном. – Глория позволила себе улыбнуться. Мужчина напротив улыбаться не стал. Он продолжал изучать её пристальным немигающим взглядом. – Кхм… так вот… в телефонном звонке вы сказали будто у вас есть… как я поняла… есть манускрипт… – она понизила голос. – тот самый манускрипт…

– Всё верно.

– Вы готовы мне его отдать?

Уголки губ собеседника впервые дрогнули. Он улыбнулся? Нет, скорее усмехнулся.

– А что вам известно о манускрипте?

Глория неопределённо передёрнула плечами. Тут она могла отвечать максимально правдиво.

– Не знаю. Мало что. Ещё год назад появлялась информация о существовании некоего документа, возрастом почти в полторы тысячи лет. И ходили определённые слухи, будто данный документ содержит в себе силу, способную пошатнуть не только единство Церкви, но и вообще сами основы христианской веры. Как-то так. Это всё, что мне известно.

– Как вы отнеслись к такой информации?

Глория собиралась ответить, но у стола появилась подавальщица с подносом. Пришлось подождать пока она расставит заказанное, пожелает приятного аппетита и уйдёт.

– Я отношусь к подобного рода вещам со скепсисом.

– Почему?

– Не верю я в существование силы, способной обрушить Церковь и разрушить веру. Тем более если речь идёт о каком-то документе. Да простит меня Святая Инквизиция… – Глория заметила, как тело собеседника тут же напряглось. Боится инквизиторов? Ну оно понятно. Знал бы он насколько они близки не сидел бы тут сейчас. -даже если появится документ, где будет утверждаться, что Церковь создана дьяволом, на него попросту не обратят внимания. Ну вернее, какое-то количество последователей найдется, будет создано пару сект, но их быстро всех повяжут, сожгут – и на этом всё закончится. Потому, отвечая на ваш вопрос, я считаю… эмм… считала манускрипт скорее мифической вещью, нежели реальным документом.

– А что изменилось?

– Ничего.

– Но вы всё же тут…

– Верно.

– Почему?

– Моя задача – проверить зацепку. Плюс вы в телефонном звонке казались весьма убедительны.

И без того глубокие складки на лице собеседника стали ещё глубже. Казалось, он о чём-то усиленно думает. Наконец, спустя несколько долгих секунд затянувшейся паузы он сказал:

– Документ реален. Сила в нём куда более разрушительна, чем вы можете себе представить. Поверьте, по роду своей кхм… деятельности, так скажем… я знаю о чём говорю. Думаю, вы сами поймёте, когда его прочтёте.

– Вы его готовы отдать?

– А вы готовы будете его растиражировать на всю Империю, зная какие последствия он принесёт? Будет хаос. Империю ожидают по-настоящему тёмные времена безвластия и анархии. Да и империи как таковой не останется. Сейчас нас соединяет лишь общая вера и монолитная власть Святого Престола. А если убрать и Святой Престол и веру? Что останется? Ничего. Вы готовы взять на себя такую ответственность?

Глория задумалась. Если собеседник прав и манускрипт несёт в себе такую сверхъестественную силу – как бы она поступила?

– Хуже оставлять людей в неведении. Лучше очищающая правда, чем разъедающая ложь.

Губы собеседника растянулись в полноценной улыбке. Хотя… улыбка ли? Скорее хищный оскал.

– Я не сомневался в вас, Глория Кавано. Именно потому и выбрал вас для этой роли. Наши сограждане должны знать правду. Любой ценой. – он взял с пола металлический кейс, поставил его на колени и набрал кодовую комбинацию на замке. Раздался короткий щелчок. Крышка кейса распахнулась. – Итак…

Священная Католическая Империя.

Рим.

Пиццерия «Дары Лаврентия».

08:24.

Ответ ведущей Иезекиилю понравился. Да, он выбрал Глорию не просто так. Она уже попадала в поле зрения отдела чистоты и нравов Инквизиции, как субъект несущий в себе потенциальные проблемы. Всё из-за репортажа годичной давности, где Глория выставила на всеобщее обозрение проблему одного из монастырей в котором монахи подвергали сексуальному насилию маленьких детей. Аббат знал о прегрешениях своих братьев, но предпочитал не вмешиваться. Когда же слухи о надругательстве над детьми начали выползать наружу, он прилагал максимум усилий для обеления монахов, и прибегал к различным методам подавления источников распространения информации. Вплоть до отлучения их от Церкви. Всё изменилось, когда о происходящем узнала Глория Кавано. Она выступила с репортажем в вечернем эфире Миланского Вещательного Дома. Причём, как выяснилось позже, не имея на то разрешения от своего начальства. Нет, даже не так. Имея однозначный запрет от своего начальства. Те не хотели ссориться с влиятельным духовенством, а аббат скандального монастыря водил дружбу с Миланским архиепископом, который по совместительству ещё являлся обер-инквизитором Милана. Следовательно, нападки на аббата могли привести к конфликту с Инквизицией. Такую последовательность событий донесли Глории и запретили освещать тематику связанную с тем монастырём. Ведущая согласилась, но в вечернем эфире вопреки всем запретам рассказала о бесчинстве, творящимся в обители монахов, плюс показала зрителям беседу с убитой горем матерью, чей семилетний сын подвергся сексуальному насилию прямо на алтаре монастырского храма, после чего совершил грех Иуды – то есть, покончил жизнь самоубийством. Общественность прониклась репортажем. На следующий день несколько тысяч людей собрались у стен монашеской обители, намереваясь взять её штурмом. Пришлось даже задействовать герцогскую стражу. В итоге, архиепископ Милана Чезаре де Салуццо публично отрёкся от дружбы с аббатом монастыря и в срочном порядке назначил инквизиторскую проверку. По итогу семерых монахов прилюдно казнили, ещё пятерых сослали на рудники, остальным же назначили епитимью в виде ежедневных бичеваний, непрестанных молитв и питательного рациона в виде хлеба и воды до конца своей жизни. Аббат, покрывавший преступления своих подопечных был восьмым, кого приговорили к смертной казни. Однако до исполнения приговора он не дожил – его нашли повешенным в застенках инквизитория. Поговаривали, что аббат слишком много знал, и мог в последние минуты своей жизни сдать тех, кто пользовался услугами молодых мальчиков в стенах монастыря. К примеру, сам обер-инквизитор и даже архиепископ Милана. Потому аббату не дали такой возможности – высказаться, пока пламя пожирало бы его тело. Вместо этого по-тихому удавили. А с распространителями грязных слухов о причастности высших духовных лиц к столь гнусным преступлениям разобрались очень быстро. В течение недели всех поймали, подвергли интенсивному дознанию и после получения признательных показаний о сотрудничестве с дьяволом, казнили. Глория Кавано же стала местной героиней. В Миланском герцогстве, да и за его пределами ведущая стала народной любимицей. Совсем иное отношение к ней сложилось в декретах Святой Инквизиции. Там героиню взяли на заметку, как потенциально опасного человека, способного навредить Церкви ради сиюминутной славы. По мнению руководства Конгрегации – Глория Кавано должна была действовать непубличными методами, защищая внешний облик Церкви от грязи, которой могли воспользоваться пособники сатаны для совращения учеников Христовых с истинного пути. Вместо исполнения своего долга, как смиренной христианки, Глория Кавано впала в грех тщеславия и гордыни. Так сказано в сопроводительной записке касательно личности Глории Кавано. Именно поэтому Иезекииль выбрал её – только она могла пойти наперекор всему, даже Инквизиции, и донести правду до народных масс.

Иезекииль улыбнулся.

– Я не сомневался в вас, Глория Кавано. Именно потому и выбрал вас для этой роли. Наши сограждане должны знать правду. Любой ценой.

Он поднял с пола металлический кейс стального цвета, поставил его себе на колени и набрал комбинацию из шести цифр. Раздался характерный щелчок. Иезекииль открыл крышку кейса, достал папку тёмно-зелёного цвета и положил её на стол.

– Итак, сейчас вы узнаете тайну, которую Святой Престол оберегал веками… – он захлопнул кейс и опустил его обратно на пол. – На самом деле, тут важно то…

Иезекииль запнулся. Кто-то подошёл сзади и опустил тяжёлую руку на плечо. Страх моментально сковал всё тело: во рту стало суше, чем в пустыне Халифата, а по спине наоборот заструились ручьи холодного пота. Иезекииль не стал оборачиваться. Он наблюдал, как ведущая Миланского Вещательного Дома поднялась на ноги, забрала свою сумочку, и избегая встречаться с ним взглядом направилась к выходу. Её место тут же заняли. Живот тут же